Антонина Ильинична Пикуль - последняя жена, а ныне вдова писателя Валентина Пикуля. C мужем, офицером-подводником, латышом по национальности, Антонина Ильинична после окончания Ленинградского библиотечного института жила-служила сначала на Северном флоте, потом семь лет на Дальнем Востоке. Потом супруга перевели в родную Ригу, где начались встречи с друзьями, непрекращающиеся застолья, которые переросли в стойкое увлечение спиртным. На этой почве произошел разрыв, закончившийся разводом. После войны она жила у брата в Северодвинске (тогда Молотовске) на Республиканской улице, на которой стояла школа, где учился Пикуль. В Ленинграде во время учебы на библиотекаря она жила в Доме Плеханова на 4-й Красноармейской, где в то же время жил и он. В 1962 они одновременно приехали в Ригу: он с супругой - жить на новом месте, она с мужем - за назначением. С семьей Пикулей, Валентином Саввичем и Вероникой Феликсовной, заведующая библиотекой окружного Дома офицеров была знакома более десяти лет. Супруги Пикули вместе и по отдельности часто заходили в библиотеку, Валентин Саввич непременно с цветами и конфетами. Антонина Ильинична нередко приносила срочно понадобившиеся книги чете Пикулей домой, где за чаем с тортиком говорили о высоком и повседневном.

В 1979 году и ранее часто болевшая Вероника Феликсовна слегла всерьез. В феврале следующего года Валентин Пикуль овдовел и впал в депрессию. В 1980 году стала женой знаменитого писателя. К моменту, когда он сделал ей предложение, Антонина Ильинична была замужем и имела двух детей. За этим событием последовали десять лет счастливой и каторжной жизни «литературной жены» писателя-трудоголика. Она подбирала и знакомилась со всеми материалами, обсуждала и вычитывала тысячи страниц его романов. Взяла на себя всю переписку с издательствами, друзьями и недругами, которых хватало. Ездила улаживать вопросы публикации в Ленинград и Москву, несла на своих плечах заботу о доме и детях, при этом продолжая работать в библиотеке. Без нее, любимой жены, надежной помощницы, музы и берегини, вряд ли увидели бы свет «Три возраста Окини-сан», «Фаворит», «Каждому свое», «Крейсера», «Честь имею», «Каторга», «Ступай и не греши» и полторы сотни исторических миниатюр. После кончины Пикуля в 1990-м Антонина Ильинична не покинула вахту и продолжает дело супруга, выправляя ошибки в опубликованном, готовя к публикации недописанное, создавая книги о Пикуле и «стране Пикулии» - для всех читающих и почитающих замечательного писателя.
Подробнее на livelib.ru:
https://www.livelib.ru/author/173397-antonina-pikul

Я иногда удивляюсь людям, которые едут в дом отдыха только для того, чтобы повеселиться, надеясь, что их развеселит затейник. Правда, мне приходилось, и не раз, видеть группы подростков, которые совершенно не знают, что им делать и как быть? Они бесцельно стоят на улицах, в подворотнях, гогоча, задевая прохожих, бренча на гитарах, покуривая. Сперва они приноравливаются сбрасываться мелочевкой и покупать дешевое вино. Потом переходят на водку. Разве они могут ценить великую ценность жизни — время?! Я как-то подсчитал: допустим, в день они тратят попусту три часа. В месяц получается около четырех суток, а за год — пятьдесят…

Как-то я не выдержал, подошел к ним, сделал замечание. И что же? Попросили не распоряжаться их временем.

Кто-то из мудрецов сказал, что в юности время считается золотым, в зрелые годы — серебряным, в преклонном — свинцовым. Да, время неуловимо и неощутимо…

Говорят, существует мнение, что человека можно вполне определить, зная, кем он был окружен в юности и как воспитан. С этим можно соглашаться, а можно и не соглашаться. Ведь вот мы, мальчишки, буквально водворенные на Соловки в школу юнг, были на самообслуживании: и стирали, и гладили, и строили, и учились. Все делали сами. И почти все стали хорошими людьми в жизни. Главное — быть увлеченным.

Мы живем в стране, имеющей книжные традиции. Я не понимаю тех людей, которые жалуются на отсутствие книг.

https://e-libra.ru/read/460742-interv-yu-mysli-zapisi.html

ВОПРОС: Странная вещь. Читатель уже давно относится с беззаветной преданностью к Пикулю, к каждому его произведению. А критика никак не может определить настоящее место писателя В. Пикуля в нашей литературе. Хотя можно вполне определенно сказать, что каждое произведение ваше влияет на формирование нынешнего читателя. Как вы сами относитесь к этому парадоксу?

В.П. — Самым лучшим критиком для меня является жена, которая все исторические материалы прочитывает вместе со мною. Потому ее критика существенна и основана на точных знаниях тех фактов, которые употреблены мною в работе. Критик же способен только ругать меня, но критиковать не может, ибо ему незнакомы материалы. Все сводится или к огульному охаиванию, или же к «ловле блох». Критику я презираю, ибо она у нас попросту безграмотна. Много я встречал на своем веку бездарных писателей-неудачников, которые стали у нас критиками только потому, что сами ничего не умеют делать. Я буду согласен только тогда с критикой, если увижу, что критик знает в истории то, что привелось узнать мне. Мой последний роман «Каждому свое» (о французском генерале Моро) обошли полным молчанием, ибо не знают критики об оппозиции Наполеону со стороны его же генералитета…

Дополню, что обо мне не только «брюзжат», но и сплетничают. Например, будто я завел катер и бежал на нем в Швецию. Или — жена моя «гребет» деньги из швейцарских банков. Все это вранье, я ни разу и за границей-то не был. Не был и не тянет туда, ибо за рабочим столом мне гораздо интереснее, нежели болтаться «галопом по Европам».

(Интервью В. Д. Рубцову. Газета «Труд». 1988 г.)

— Валентин Саввич, вы приближаетесь к тому возрасту, когда писатели имеют право на получение пенсии. Как вы к этому относитесь?

— А где и когда сказано, что литературный труд ограничен пределом, как труд шахтера или же лесоруба? Писатель может иметь молодость, но кто давал ему право, на писательскую старость? Самое лучшее и честное для писателя — умереть за рабочим столом, а пенсию пусть получает его семья.

(Интервью журналу «Коневодство и конный спорт». 1989, № 1)

Какой исторический романист избежит общения с лошадью? Конечно, заглядывая в дебри прошлого, я не раз был вынужден обращаться к «кавалерийской теме». В моей библиотеке самая старая книга по иппологии — это «Конский лечебник», изданный в 1795 году с посвящением известному коневоду графу А. Г. Орлову-Чесменскому. А самая новая книга — это «Прощайте и здравствуйте, кони!» Бориса Алмазова.

Есть ли у меня свое отношение к лошадям? Я всегда был внимателен к животному миру. Мне страшно думать, что лошадей, традиционных и верных друзей человека, главных помощников в труде и бою, у нас иные горе-хозяйственники пускают «на колбасу», — это ведь позор! Тысячи лет потратила природа на то, чтобы сделать это дивное создание. Лошадь — друг и помощник человека — совсем не для того, чтобы восполнять в магазинах нехватку мяса.

Приходилось ли мне лично общаться с лошадью? В детстве.

В нынешнем Волгограде, бывшем Сталинграде (и бывшем Царицыне — по реке Царице), экскурсоводы говорят туристам, что их город славен не только знаменитой битвой, но и тем, что в нем больше всего поставлено памятников Ленину: можете пересчитать — их ровно ТРИДЦАТЬ.

Пусть читатель не думает, что я гонюсь за деньгами — я работал ради денег лишь в молодости, когда каждый рубль значил для меня очень много, как билет на трамвай для нищего. Сейчас я не думаю о них. Тем более что нет у меня ни дач, ни автомашин, ни шикарных поклонниц — я всегда не знаю, куда выехать за город, пользуюсь только такси и представляю собой старинный образец верного мужа, никогда не давая жене повода для ревности.

Все мои гонорары улетают на приобретение книг, и тут я становлюсь транжиром и мотом, не отказывая себе ни в каких затратах, ибо книга — это не мебель (дрова), это не одежда (тряпки), это не ресторан (если человек может обедать дома). Жена, войдя в мой дом, сначала удивлялась, а потом привыкла называть вещи своими именами: дрова, тряпки.