Спасибо за ссылку!

Мне не по зубам.

Вы мастер добычи информации.

Наши разговоры,
которые послужат прологом

Е.Л.Капица,
кандидат биологических наук
Мемориальный музей П.Л.Капицы при Институте физических проблем РАН
Москва

Сюжет, представленный в этой публикации, найдет более полное отражение в книге
“Двадцатый век Анны Капицы”, которая выйдет в издательстве “Аграф”.
Все фото предоставлены Музеем П.Л.Капицы.

http://vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/NATURE/05_04/KRYLOV.HTM

"Родилась Анна Алексеевна в 1903 г., и перед ее глазами прошел почти весь XX век. До последних дней, а скончалась она в возрасте 93 лет, сохранила Анна Алексеевна живейший интерес к происходящему, темпераментно переживая наши политические и бытовые коллизии. “Жизнь человека длится, пока ему интересно”, - любила она повторять.

“Я была пятым ребенком в семье. Первая девочка, названная Анной, умерла в семилетнем возрасте от общего туберкулеза. Вскоре родилась еще девочка, ее снова назвали Анечкой, но ей не суждено было прожить и нескольких месяцев. Потом появились мои братья, погодки - Коля и Алеша, а еще спустя лет шесть снова родилась девочка и ее снова назвали Анной, это и была я. Я - Анна третья”.

Меня поразило такое упорство в выборе имени для дочери. Ведь даже очень здравомыслящий человек, на мой взгляд, не мог не поддаться ощущению рока, висящего в семье над именем Анна.

“Я думаю, - объяснила мне Анна Алексеевна, - имя Анна было так дорого маме вот почему. Моя бабушка умерла очень рано. Дедушка, Дмитрий Иванович Драницын, был чиновником довольно высокого ранга, вот и натура у него была чиновничья. Мне рассказывали, что человеком он был очень малоприятным, такой самодур - деспотичный и грубый. Детьми своими, которых у него было четверо, он тяготился, никакой привязанности к ним не испытывал, а, овдовев, постарался поскорее распределить их в разные институты подальше от себя. Мою маму еще маленькой он забросил в институт в Казань. И вот с этого времени большое участие в ее судьбе начала принимать родная сестра ее матери - Анна Ипполитовна Тюбукина-Филатова. У них с мамой возникла какая-то особая душевная близость, они сильно привязались друг к другу, стали очень дружны. Бесконечная любовь и благодарность к Анне Ипполитовне, согревавшей маму в ее сиротстве, и побуждала всех рождавшихся девочек называть в ее честь. <…>

Каникулы мама всегда проводила в имении у Анны Ипполитовны среди всей нашей многочисленной родни, а родня у нас была колоссальная - Филатовы, Ляпуновы, Жидковы, Сеченовы. Молодежь - бесконечное количество двоюродных братьев и сестер приблизительно одного возраста, очень либеральные и просвещенные люди. Достаточно сказать, что племянницей моей бабушки была знаменитая революционерка Вера Фигнер. И мама все время вертелась в этом либеральном обществе. Неудивительно поэтому, что, окончив институт в Казани, она сразу же решила ехать в Петербург и поступать там на Высшие женские (Бестужевские) курсы. Тогда в либеральных кругах считали, что в России должна быть культура и женщине непременно нужно продолжать образование, работать, быть самостоятельной, а не только женой и матерью”.

В Петербурге и произошло знакомство юной Елизаветы Дмитриевны Драницыной с блестящим морским офицером - Алексеем Николаевичем Крыловым. Надо сказать, что они были достаточно близкими родственниками - троюродными братом и сестрой.

“Когда мама решила ехать в Петербург поступать на курсы, - продолжает свой рассказ Анна Алексеевна, - Анна Ипполитовна написала в Петербург своей родственнице - Софье Викторовне Крыловой и попросила опекать молодую девушку. И тут довольно скоро начался роман у мамы с Алексеем Николаевичем. Софья Викторовна была сначала в ужасе: как это так, ей поручили девушку, и вдруг сын решил на ней жениться. К тому же - близкие родственники. Но в конце концов все уладилось. Мама вышла замуж, еще не окончив курсов, - выпускалась она уже не Драницыной, а Крыловой”.

Карьера Алексея Николаевича Крылова была блестящей и стремительной. Ко времени рождения Анны Алексеевны он уже крупный ученый, математик, кораблестроитель, произведен в подполковники.

“В моих детских воспоминаниях отец - высокого роста, плечистый, с густыми черными волосами и окладистой черной бородой. Творчество всегда его поглощало, оно было частью его жизни. Алексей Николаевич никогда не бывал праздным. Чтобы отвлечься от одной работы, он находил другую. Но это не был кабинетный ученый, он всегда находился среди людей. Блестящий рассказчик, очень остроумный, он любил веселый соленый анекдот и шутку. В молодости папа играл в теннис, ездил на велосипеде и очень увлекался стрельбой в цель.

Шла первая мировая война. Началась эта страшная война 1914 года. Изменилась жизнь и нашей семьи. Мама окончила курсы медсестер и все время работала в разных госпиталях, в лазаретах. Да и в доме у нас постоянно бывали, а иногда и жили раненые солдаты. Мама вела довольно большую работу, но все это было совершенно незаметно, как само собой разумеющееся. Детей военные события пока не коснулись - братья поступили в Политехнический институт на кораблестроительный факультет, а я продолжала учиться в школе.

Примерно в это же время у папы возник очень серьезный роман с Анной Богдановной Ферингер. Для мамы это был тяжелейший удар - узнать о папиной измене. Она была в этом отношении безо всяких компромиссов и не могла даже подумать, что если Алексей Николаевич ей изменяет, то может быть хоть какое-нибудь прощение. Мама поручила нас своей сестре Ольге Дмитриевне, а сама уехала на фронт сестрой милосердия. Когда мама уехала на фронт, папа был очень этим озадачен, но мама, если что-то важное решала для себя внутренне, уже не могла от этого отойти.

На фронте мама пробыла около полугода, и когда вернулась домой, внешне у нас в семье все сохранялось как прежде. Но война продолжалась, и жить становилось все сложнее и сложнее. К тому же весной 16-го года начался призыв студентов младших курсов в действующую армию. Братьям пришлось уйти из института, и они поступили в юнкерские училища: Алеша - в Михайловское артиллерийское, а Коля - в Инженерное. Это давало возможность идти в армию не солдатами, а самым младшим офицерским чином, прапорщиками, наверное.

Кончался 16-й год. Я хорошо помню волнение в доме - убийство Распутина, радость, разговоры, детали убийства. Это взбудоражило всех, произвело колоссальное впечатление на интеллигенцию. Говорили о том, что делается на фронте, какой развал. После Нового года, 1917-го, начались бурные события. Конец февраля - революция, отречение царя, общая радость, все вздохнули свободно. Интеллигенция встретила Февральскую революцию очень хорошо.

Запечатлелись в памяти споры взрослых, которые меня мало касались, и такая картина: белая кафельная печка, фигура папы. Он или стоит около печки, или сидит утром за столом, но видна только газета. Он просматривает “Новое время”. Мама читает “Речь”.

Летом 17-го года стало трудно с продовольствием, и было решено, что старшие классы нашей школы вместе с некоторыми родителями переедут на юг, в Анапу. На юге было жить легче.

С этого времени семья наша распалась окончательно - мы с мамой уехали в Анапу, папа остался в Петрограде, братья ушли на фронт. Коля довольно быстро соединился с нами в Анапе. Алеша воевал до полного распада германского фронта.

Через некоторое время Алеша покинул Западный фронт и включился в Белое движение. Коля тоже ушел в Белую армию, хотя был абсолютно не военным человеком, воевать для него было ужасно. Но как офицер он не мог не войти в эту армию. Алеша со своим темпераментом больше подходил к войне, она его как-то захватывала. Очень скоро мы с мамой получили известие, что Коля убит под Ставрополем (17 ноября 1918 г.).

В 19-м году к нам в Анапу на короткий срок заехал Алеша и отправился дальше в Новороссийск. Там он вскоре поступил на бронепоезд, воевал и под Харьковом тоже был убит (9 июля 1919 г.).

Эти страшные смерти, гибель обоих сыновей, потрясли маму. Она была в ужасном состоянии. У нее произошел какой-то душевный переворот - она стала очень религиозным человеком и в этом находила успокоение. Мама решила, что меня нельзя оставлять в России - того и гляди я тоже уйду на фронт, тогда такое было настроение. А любила меня мама страстно. Но это я оценила много позже и, вероятно, часто доставляла ей если не горе, то боль. Но я была совершенно самостоятельна в своих вкусах, своих связях, дружбе и вообще в жизни. Я тоже очень любила маму, но близости, которой ей бы хотелось, у нас не было.

Мама решила эмигрировать, мы уехали за границу и через некоторое время обосновались в Париже. Когда мы переехали во Францию, там уже был в командировке папа. Мы встретились. После пережитой трагедии - гибели сыновей - родители помирились вполне. Мама поняла, что семейной жизни у них не может быть, но дружба и любовь остались. Существовала я - и для того, и для другого. Они оба сосредоточили свою любовь на мне и как бы в этом снова слились духовно. Их соединило общее горе и любовь ко мне, единственному оставшемуся ребенку из пяти! Папа всегда смотрел, чтоб мы с мамой ни в чем не нуждались, чтоб у нас было достаточно средств.

В Париже папа жил с Анной Богдановной Ферингер, которая и была причиной разрыва родителей. Занимался самыми разнообразными флотскими делами. Кроме того, он никогда не прекращал научной работы, ведь он был математик, а математику не надо лаборатории, ему нужны карандаш и бумага. Я думаю, что ему просто хотелось жить за границей. Мой отец всегда находился вне политических событий. Он для своего класса был чрезвычайно странным человеком, принимал любое правительство, не обращая на него особенного внимания. Все правительства были одинаково плохи для него, он никакого не уважал и никакому не доверял. Теперь, когда я смотрю на его жизнь, то понимаю, что Алексей Николаевич смотрел на наше правительство, как на землетрясение, наводнение, грозы. Что-то существует такое, но надо продолжать свое дело. Поэтому отец совершенно спокойно после Октябрьского переворота оставался, собственно, в том положении, в котором был раньше, преподавал в той же Морской академии. И, в конце концов, ему предложили стать начальником Академии, на что он согласился.

Конечно, это было в высшей степени странно: шел 18-й год, папа был полный царский генерал и, несмотря на это, совершенно спокойно стал начальником Академии. И тут ему пришлось читать лекции по высшей математике такому контингенту слушателей, которые, на мой взгляд, вообще не знали математики. Это был младший состав, а не офицеры. Но будучи совершенно блистательным лектором, отец все это превзошел, и его слушатели, главное, это превзошли. Он, собственно, их воспитал. Алексей Николаевич считал, что на нем лежит ответственность за судьбу русского флота и нужно делать свое дело. Он много лет работал за границей, мог там остаться, но ему это не приходило в голову. Его психология очень интересна, потому что это совершенно не психология людей его класса”.

Пока Анна Алексеевна жила в Париже, она довольно часто виделась с отцом. Переписка между ними началась лишь после замужества Анны Алексеевны и ее переезда к Петру Леонидовичу в Кембридж весной 1927 г. К сожалению, в архиве Мемориального музея П.Л. Капицы сохранились только письма А.Н.Крылова.

23 июля 1927 г.

Париж

Милая Аня!

Вчера меня призывал наш Генеральный консул Отто Христианович Ауссем и сказал, что тебе паспорт из Москвы разрешено выдать. Для этого необходимо:

1) Чтобы ты заявила, какую хочешь носить фамилию, т.е. Капица или Крылова - двух нельзя.

2) Прислала 4 фотографических карточки.

3) Прислала 12 долларов, если хочешь паспорт на годичный срок.

4) Перечислила свои приметы:

а) Рост (в см).

б) Цвет волос.

в) Цвет глаз.

г) Нос.

д) Особые приметы.

Можешь писать и так:

Рост - дылдоватый.

Волоса - карие.

Глаза - когти.

Нос - луковицей.

Особые приметы: на лбу рожки еще не пробились, но места для них обозначились… <…>