((Удивило:
"В воскресенье в 5 час. вечера мы сидели в чистой, мало похожей на деревенскую избу, т.к. в ней был линолеум"...
.............
Озадачило:
"Помню, особенно гимназисткам понравился мой рассказ о том, как в Верхотурье по приходе белогвардейцев пороли гимназисток за то, что они гуляли с комиссарами и армейцами. Этот рассказ привел всех в дикий восторг.
..............
Я приехала в воскресенье 23 сентября, и на Ляле все было спокойно. Утром в понедельник на улицах завода я увидела большие толпы народа, который беспрестанно бегал, то на вокзал, то на фабрику. Брат пошел на службу, но через 10 минут вернулся с тревожным лицом, сказав, что в заводе назревают крупные события. Оказалось, что большевики, ожидая прихода белогвардейцев, начали думать о спасении своей жизни; они ночью, тайно от народа, для которого, собственно говоря, они и жили и трудились, чтобы облегчить их тяжелую жизнь и дать им свободно вздохнуть, нагрузили вагон мукой, овсом и всем тем, что они успели награбить, взяли из кассы 2½ миллиона денег, которые они хотели выдать служащим и рабочим за полтора месяца вперед, преследуя ту цель, что по приходе белогвардейцев завод остановится, работы не будет, и «пролетарии» останутся без копейки к дальнейшему существованию, и хотели постыдным образом бежать, оставляя на произвол судьбы всех тех, которым они обещали и хлеб, и деньги, и мир. Но народ их захватил в разгаре работы. Все рабочие страшно озлобились против всех коммунистов и хотели, чтобы они объяснили народу на митинге причину их скорого отплытия. На митинг им удалось затащить двух комиссаров, которые сказали народу, что сегодня в 12 часов ночи народ получат и хлеб, и деньги. Пока народ рассуждал на собрании, остальные комиссары тем временем успели благополучно отправиться в дальний путь, забрав с собою все награбленное. Как ни возмущались все подобным поступком большевиков, никто ничего не смог сделать, потому что все боялись коммунистов, которые еще оставались на Ляле. В тот день слухов было масса, и притом самых разнообразных. Говорили, что в эту ночь большевики взорвут бумажную фабрику, так что, пожалуй, ничего и не останется ото всего завода, ночью начнутся аресты, а вслед за тем расстрелы, намечено было расстрелять 14 служащих, так что им пришлось скрываться целую неделю, кто где мог, но большинство их них скрывались в лесу, а некоторые были у себя дома с огнестрельным оружием. В общем, слухов было много, верных и неверных.
Под вечер к нам пришел Дим. Ив. и сказал, что дома нельзя оставаться ни под каким видом. Сам он ужасно трусил. Вообще надо заметить о нем вскользь, что он поразительный трус, несмотря на то что мужчина. Делать было нечего; мы связали с мамой два узла и потянулись вереницей на ночлег к знакомым Опокиным. На нас смешно было смотреть со стороны. Мария Ивановна смотрела из окна и потом говорила нам, что сперва идет Коля со свертком и так боязливо оглядывается, потом идет Лидочка с белым узлом, с раскрасневшимся веселым личиком, она как будто довольна всеми событиями, и позади всех Ан. Кузьм., тихая, спокойная, с огромным узлом в руке. У Опокиных в доме было нечто ужасное; народу масса, как будто собрались гости на семейный праздник. Все были нарядные, не знаю почему, но все тогда вынарядились, словно собирались на бал, а не как к встрече большевиков. Я внешне чувствовала себя спокойно, на душе была революция. Около 9 час. вечера, все чего-то ждали. Огни везде были потушены, мы сидели всей компанией в прихожей. Но вот в 9½ часа послышался взрыв. Все зашевелилось, как в муравейнике. Все встали, как по команде. Послышались дрожащие голоса: «Начинается». Кажется, это слово слетело с уст каждого. Действительно, картина была жуткая. Мама заплакала; я сдерживала себя и даже успокаивала других. Все бросились к вешалкам, оделись и встали. Простояли полчаса. Потом я предложила сесть, т.к. жарко было невмоготу. Хотя и было жутко, но я что-то не очень боялась. Я и Над. Алек. стали подсмеиваться над остальными. Мы с ней не очень горевали. Мне тогда было все равно: жить или умереть. Сидели мы до 1 часу, а потом всех начало клонить ко сну, и мы, пожелав друг другу покойной ночи, разошлись. На следующее утро узнали, что взрыв произошел от неосторожности охранника. Говорят, большевики испугались этого взрыва больше, чем мы. На другой вечер опять пошли к Опокиным. В этот вечер мы устроили караул у дома Опокиных. Я караулила до 12 час. Тишина была гробовая. Ничто не могло нарушить этой торжественной тиши, разве лай собаки или голос какой-нибудь неугомонной птицы нарушал ее. С 12 час. вышла вторая смена. Около часу прибегает Ол. Иван. и говорит, вероятно, взорвали Надеждинский завод, т.к. на небе сперва появилось два огненных столба, а потом образовалось зарево. В эту ночь должен был пройти последний поезд с большевиками. Мы задрожали, как осиновые листья. Эту ночь почти не спали напролет. Впоследствии узнали, что Надеждинский завод большевики и не думали взрывать, сами они бежали без оглядки. Но вот наступило роковое число: среда, 22 сентября 1918 г. В этот день мне сказали, что мой дорогой папуся убит. Боже, что я должна пережить, перечувствовать. Я думаю, что меня может понять только тот, кто когда-нибудь лишался самого дорогого существа. Удар для меня был сильным. Я не могла этого переносить на ногах, я слегла в постель и лежала до того радостного дня, когда узнала, что «папа шлет привет» и «Верхотурье пало». Тогда, , был великий праздник, и вместе с тем обновление, которого мы слишком долго ждали. Через два дня на Лялю пришел отряд в 60 чел. сибирских войск. Господи! какое было счастье на душе, когда я увидела белый флаг и белые повязки на рукавах солдат. Как в ту минуту хотелось жить, тогда как до этого жизнь не представляла никакого интереса. Я ходила встречать первый белогвардейский поезд. Лялинцы своих спасителей встречали с хлебом и солью. Что было со мной, когда я увидела очень интересного офицера в полной боевой форме? Ведь глаз так отвык от подобного зрелища, что всякая более или менее приличная шинель, и погоны, и всадники, приводили в неописуемый восторг.
По приходе белогвардейских войск на Лялю, жители немного ожили, отрезвели от угара большевистского насилия. Но это продолжалось всего 2 дня. Я как раз сидела и вышивала рубашку, вдруг, около 12 ч. ночи, слышим стук. Оказывается, прибежала Вера Мих. Гайдышева и говорит, что краснокожие снова подходят к Верхотурью. Что было со всеми нами! Ужас, бледное лицо, снова охи и разговоры, куда и как бежать и скрываться. Только что немного успели отдохнуть, как вернулась прежняя пора. Думаешь, когда же придет конец? Всю ночь продрожали, а на следующий день с поездом выехали с Ляли. Мы собирались идти пешком 19 вер., но к нашему счастью оказался поезд, с которым мы и выехали, оставив весь дом на произвол судьбы. В Верхотурье остановились у Суховых, где прожили два дня, а потом с мамой поехали к папе в д. Топорково, но проехав 26 вер. на лошадях, встретились с папочкой в д. Салде. Когда мы выезжали из Верхотурья, начиналась канонада, которая впоследствии, как мне кажется, перешла в бой. Боже, какое было счастье, когда я увидела собственными глазами моего родного папусю здоровым и живым. Так как мы были слишком напуганы, мама побоялась оставаться в этой деревне, и поэтому поехали в следующую деревню Волоковую, отстоящую от Салды [на] 26 вер. В этой деревне прожили 2 дня и возвратились в Салду. Папа проехал в Верхотурье, а мы остались с мамой в Салде; с папой в Верхотурье не поехали, потому что в 6 вер. от города шли бои. Прожив один день в деревне без папы, мы решили с мамой поехать в Верхотурье, думая, что всякая опасность миновала. Но в этом мы жестоко ошиблись. Как раз в тот вечер, когда мы приехали в город и когда пошли к папе в гостиницу, разыгрался бой под городом. Выстрелов не было слышно, хотя перестрелка была в 6 вер. (это обстоятельство объясняли тем, что выпало много снегу и в воздухе было морозно). Но во время нашего перехода небо то и дело загоралось и гасло, будто играли зарницы в мае или июне месяце. Это происходило от взрывов снарядов. Было и жутко и как-то непонятно-приятно.
Папа очень удивился нашему поспешному приезду, и в заключение всего обрадовал, сказав, что завтра утром мы едем в д. Топорково. Делать было нечего, пришлось согласиться и на это. В воскресенье в 5 час. вечера мы сидели в чистой, мало похожей на деревенскую избу, т.к. в ней был линолеум, вообще было чисто и уютно, горнице и с волчьим аппетитом уничтожали курицу и удивительно вкусное молоко с белым мягким хлебом. Эта деревня расположена на очень гористом месте. На склонах этих небольших возвышенностей чередуются распаханные поля и довольно большие деревни. А между ними извивается, как змея, широкая речка Тагил и ее приток Мугай. Вообще все деревни, расположенные по Ирбитскому тракту, имеют привлекательный вид. Улицы широкие, постройки превосходные, редко можно встретить покосившуюся набок избушку; перед твоими глазами встают новые двухэтажные дома с очень мелкой и красивой резьбой на окнах.
Мужички — удивительно мягкие и разумные. Крестьянина сразу отличишь от грубого рабочего. С мужичками приятно и поговорить. Вообще в деревнях мы встречали радушный прием. Я два раза ездила с папой на водяную мельницу. Я никогда не думала, что на мельнице отвратительно тяжелый воздух. Из-за этого воздуха я не могла как следует осмотреть машины.
Прожив 5 дней в деревне, я вместе с Мих. Тим. и Суторихиными поехала на лошадях в Екатеринбург. До Алапаевска ехали на лошадях, а от Алапаехи до Екатеринбурга в теплушке. Помню, как мы обрадовались белому хлебу в Алапаевске. Наш восторг походил на радость ребенка, которому подарили большую куклу, которая закрывает глаза и говорит «папа», «мама».
Мы ехали по бывшему фронту; из окна теплушки я видела бесчисленное множество воронок разных размеров, длинные цепи окопов, разрушенные мосты и поврежденные снарядами телеграфные столбы и деревья. Эта картина наполняла мою пылкую душу непонятным восторгом и вместе с тем страхом.
В теплушке было довольно тепло, но много людей. В общем мы чувствовали себя хорошо, подкрепляя надеждой, что скоро мы будем в Екатеринбурге, куда я стремилась всем своим существом.
Наконец, после долгих мытарств, мы оказались в знакомом городе. За 6 мес. моего отсутствия ничто не изменило города, только исчезла большевистская эмблема — красные флаги.
Жуковские тоже не изменили своего образа жизни. Та же суетливость приветливых, подчас сердитых старушек (в этот год они стали ими), та же нервность, раздражительность моей хозяйки. Екат. Григ. (так зовут мою хозяйку) чрезвычайно добрая, суетливая и ласковая. Она до сих пор сохранила правильные черты своего лица. Молодость у нее прошла довольно беспечно, а на преклоне лет ей пришлось столкнуться лицом к лицу с нуждою. Но в ней, как и во всех людях, есть отталкивающие черты: заискивание у более влиятельных и богатых людей. Эта самая черта, по-моему, сильно развита и у ее дочери Мани.
Не помню, как я была рада, когда я легла на мягкую, чистую постель в большой и уютной комнате; я так отвыкла от такого комфорта, что я долго не верила этому счастью.
На следующий день я отправилась в гимназию, все меня встретили радушно, любовно. Все наперерыв расспрашивали, рассказывали, что в конце концов ото всех этих разговоров у [меня] зашумело в голове. Помню, особенно гимназисткам понравился мой рассказ о том, как в Верхотурье по приходе белогвардейцев пороли гимназисток за то, что они гуляли с комиссарами и армейцами. Этот рассказ привел всех в дикий восторг. Занимались они без меня всего три недели и только по 4 предметам: по словесности, математике, истории, по остальным же не было педагогов, так что мне пришлось догонять не очень много.
На другой день я пошла к инженеру Кисвезалю узнать о Пете. Он очень мило разговаривал со мной в своем кабинете, раскрыл карту, смотрели с ним заводы, и в заключение он успокоил меня, сказав, что Петя жив и здоров.
Немного спустя я ходила на чехословацкую выставку, где было много вещей, сделанных самими чехами во время похода. Там было много разных шкатулочек, картинок, набросанных карандашом, но особенно оригинальным мне показался чернильный прибор, подсвечник и подчасник, сделанные из маленьких пуль; очень изящно и оригинально. Затем был браслет из серебряных пятачков и осколков шрапнелей. В общем, на этой выставке было много милых вещиц. Несколько красноармейских знамен, взятых в боях как трофеи, и даже была поломанная пушка. Масса фотографических снимков из походной жизни и сокольской гимнастики. Как удивительно у них поставлено это дело. Юношество воспитывается в спартанском духе. Это очень хорошо!
https://prozhito.org/notes?diaries=%5B6810%5D