...........
"6 (19) мая 1914 года в Петербурге, на 7-й Рождественской, в доме 13, в квартире мамы и братьев Воейковых родилась моя Наташа.
В первые два дня я ее почти не видела, доктор Парышев нашел девочку очень упитанной, весила она около восьми-девяти фунтов (ее свесили на неверном безмене, так что теперь это трудно восстановить). Мне показали ее уже запеленутую, маленький красненький пакетик, головка с очень черными и длинными волосиками... Родилась она очень легко, боли начались в 1 час ночи, довольно неопределенные, в 4 приехала акушерка, и только в 8.30 я взяла ванну и перешла в мамину спальню, где она и появилась в 10.20 утра.
...........
8 мая началась страдная пора ее кормления. Первые попытки окончились для меня плачевно. Швы болели, ноги связаны, живот придавлен дробовиком, поворачиваться на бок трудно, а тут еще новая нестерпимая боль... Акушерка заведовала всем: успокаивала бедную крошку водичкой и клизмами, подлаживала ее к груди и купала ее по вечерам в ванной комнате. Я почти и не видела Натуси, ее столик стоял далеко от меня. Все восхищались ее волосиками и острыми глазенками, Ося целыми днями простаивал около нее во второй свой приезд, любуясь смешными гримасами, большими зевками и неопределенными движениями рук. Я лежала в постели и слышала их смех с мамой, когда они наблюдали за ее пеленанием и замечали сморщившуюся черепашью шейку и смуглое тельце. Курносый носик, сильно вытянутая голова, вдавленный лобик, очень безобразившие ее в первые два дня, скоро выправились. Доктор Парышев был ею доволен. Мне подавали туго спеленутого серьезного младенца в конвертике, и я часто смотрела на него с некоторой неприязнью — так мучительно больно было его кормить.
...........
В конце мая у меня сделалась грудница, пришлось остаться в Петербурге, мама же уехала в Самайкино. Я переменила доктора, взяла Чечулина, он пригонял своих акушерок, но в конце концов детка от этого пострадала. Из-за моего воспаления я кормила ее реже, она подолгу голодала, и в конце концов мы сами не заметили, как Наташа из упитанного младенца превратилась в голодающего индуса: рожица ее оставалась кругленькой, зато тельце! Перед отъездом в Самайкино доктор по детским болезням — хотя я пригласила его по совету Жанетты Петровны Эберт-Оттокар—тоже ничего не прописал против ее худобы и не предложил кормить ее больше; напротив, все они предостерегали против переедания.