2 января (20 декабря) 1903.

((Деве 23 годика.))

"На следующий день я приступила к приему больных. Я чувствовала себя возбужденной, мне было любопытно и немного жутко — а вдруг не разберусь в заболевании или ошибусь в рецепте, а вдруг будет опасный и трудный случай, требующий немедленной хирургической помощи? Эти мысли заставляли меня замирать от волнения, но я изо всех сил старалась подавить его, принять спокойный и бодрый вид, ничем не выказать, что я — молодой начинающий врач.

Но уже после первых 10-15 больных я почувствовала себя увереннее в смысле диагноза и рецепта, то есть того, что непосредственно от меня требовалось. Я осматривала больных подробно и внимательно, заинтересованная самим процессом работы, находя удовлетворение в выяснении картины заболевания и гордая сознанием, что делаю нужное и полезное дело — так мне тогда, по крайней мере, казалось. Первые часы прошли для меня незаметно, и мне было досадно и неприятно, взглянув мельком на фельдшера, который писал под мою диктовку рецепты, заметить на его лице явное выражение скуки и нетерпения. Но ведь этот прием, который я произвожу в первый раз, он видит изо дня в день уже 20 лет! Мне стало еще понятнее это выражение, когда после 4-х часов приема оказалось, что остается еще около ста человек непринятых. А ведь почти все съезжаются с раннего утра, многие издалека, много еще таких, которым трудно ждать. А принять необходимо всех до одного — все, конечно, предпочитают ждать своей очереди пять и шесть часов, чем возвращаться ни с чем и снова повторять это утомительное путешествие. Оставалось одно — ускорить процесс приема. Еще через час усталость сильно давала себя чувствовать и чем дальше, тем труднее было вслушиваться в жалобы, разбираться в заболеваниях. Больным, казалось, не будет конца — лица мелькали, как в калейдоскопе, однообразные сбивчивые жалобы сливались в какой-то смутный гул, и нужно было большое напряжение воли и внимания, чтобы вслушиваться и вдумываться в них. Сами больные, утомленные необычно долгим ожиданием, протестовали против подробного осмотра, не соглашались раздеваться, утверждая, что «нутро у них здоровое», только «головушку ломит» или «вздохи тяжельче». И уговаривать их было тем труднее, что у меня самой сильно болели виски и рябило в глазах. На седьмом часу фельдшера стали открыто зевать и недовольно поглядывать на часы, сама я с трудом вникала в самые простые слова, а больных было еще порядочно. И последних двадцать человек я принимала с такой торопливостью, которая еще так недавно, в клинике, показалась бы мне недопустимой. Но здесь она никому не казалась странной — напротив: больные, получив свой рецепт после двух-трех вопросов, уходили с вполне удовлетворенным видом, а на лице старого фельдшера, этого ветерана земской медицины, выражение недоумения и недовольства сменилось чуть-чуть видной усмешкой, смысл которой был для меня вполне ясен: «уходилась! теперь поймешь наши порядки.» И действительно, когда я вышла из приемной после 8 часов работы, приняв больше 150 больных, я понимала многое, что в клинике, среди профессоров, ассистентов, методов исследования — показалось бы мне ересью или карикатурой.

https://prozhito.org/notes?diaries=%5B2208%5D

В 1920 году подвергалась краткому аресту (в течение 32 дней) без предъявленного обвинения.

В мае 1922 года выступила идейным вдохновителем съезда врачей: летом 1922 год — арестована в Петрограде: выслана в Оренбург.

1922—1925 г.г. жила в Оренбурге, продолжая научную деятельность: в 1923 году ею было опубликовано в Москве исследование, касающееся вопросов микробиологии и химии кумыса

1925—1929 г.г. — профессор гигиены Днепропетровского медицинского института: в 1927 году подвергалась краткому аресту.

1929—1937 г. г. — возглавляла бактериологический и биохимический отделы НИИ биохимии пищевой и вкусовой промышленности. Являлась председателем Ленинградского микробиологического общества.

В марте 1938 года была арестована: обвинение — «антисоветская террористическая организация микробиологов». Дело было приостановлено вследствие тяжелой болезни.

Похоронена в Санкт-Петербурге на Волковском Лютеранском кладбище.

Реабилитирована в 1957 году.