_moss at Сорокалетье няшная пораСтранное дело, весьма удачные для Евтушенко четверостишия из Уроков Братска в сети отсутствуют, лишь Гугль-Букс цедит по строчке. Распечатаю для ради благородного дела. Надеюсь, Евгений Александрович не будет возражать.
Сегодня нам совсем не до рисовок —
уже наш возраст нас нарисовал.
Нам всем теперь под сорок и за сорок,
и поздновато объявлять аврал.
Под сорок инфантильность так жалка.
Сверхскоростным наш век мы называем,
но медленно мы сами прозреваем
и созреваем только к сорока.
Не гоже, если в сорок лет – пострел,
Порхает мотылем и врет кромешно.
Блажен, кто вовремя созрел, конечно,
Блажен, кто, хоть когда- нибудь созрел.
Сорокалетье — строгая пора.
Уроки Братска — строгие уроки,
и все победы наши и уроны
история уже, а не игра.
Сорокалетье — взрослая пора.
Теперь мы все не мальчики — мужчины.
Нам не к лицу наивность штурмовщины,
авральщина пера и топора.
Сорокалетье — трезвая пора.
Не позволяет опыт с укоризной
условья создавать для героизма,
а, их преодолев, орать «Ура!».
Сорокалетье - странная пора,
когда еще ты молод и не молод,
и старики тебя понять не могут,
и юность, чтоб понять, - не так мудра.
Сорокалетье - страшная пора,
когда измотан с жизнью в поединке
и на ладони - две-три золотинки,
а вырытой пустой земли - гора.
Сорокалетье - дивная пора,
когда иную открывая прелесть,
умна, почти как старость, наша зрелость
но эта зрелость вовсе не стара.
Эпоха, может, обернется круто,
но если и у смерти на краю
хоть одного не потеряем друга —
не потеряем молодость свою.
Не в переписке дружба, не в хожденье
на праздничные дни, на дни рожденья
(они порой — дни умиранья дружб),
а в чувстве: есть товарищ. Он не трус.
Друзья мои, я вашим стал полпредом
поэзии сегодняшнего дня,
и вас я никогда ни в чем не предал,
и вы ни в чем не предали меня.
Вдали от нас пусть хнычет виновато
один так называемый герой,
предавший нас, который был когда-то
интуитивно не прославлен мной.
Мы все — свои. К нам лишний не допушен.
Я в гении, ей-богу, не суюсь,
но говорю, как на безрыбье Пушкин:
«Друзья мои, прекрасен наш союз!»
Мы празднуем. Шампанского сюда!
Пусть пузырьки поверх бокалов скачут!
Я плачу сам. Я вижу — кто-то плачет.
От счастья, что ли? Может быть, и да...
Сегодня нам совсем не до рисовок —
уже наш возраст нас нарисовал.
Нам всем теперь под сорок и за сорок,
и поздновато объявлять аврал.
Под сорок инфантильность так жалка.
Сверхскоростным наш век мы называем,
но медленно мы сами прозреваем
и созреваем только к сорока.
Не гоже, если в сорок лет – пострел,
Порхает мотылем и врет кромешно.
Блажен, кто вовремя созрел, конечно,
Блажен, кто, хоть когда- нибудь созрел.
Сорокалетье — строгая пора.
Уроки Братска — строгие уроки,
и все победы наши и уроны
история уже, а не игра.
Сорокалетье — взрослая пора.
Теперь мы все не мальчики — мужчины.
Нам не к лицу наивность штурмовщины,
авральщина пера и топора.
Сорокалетье — трезвая пора.
Не позволяет опыт с укоризной
условья создавать для героизма,
а, их преодолев, орать «Ура!».
Сорокалетье - странная пора,
когда еще ты молод и не молод,
и старики тебя понять не могут,
и юность, чтоб понять, - не так мудра.
Сорокалетье - страшная пора,
когда измотан с жизнью в поединке
и на ладони - две-три золотинки,
а вырытой пустой земли - гора.
Сорокалетье - дивная пора,
когда иную открывая прелесть,
умна, почти как старость, наша зрелость
но эта зрелость вовсе не стара.
Эпоха, может, обернется круто,
но если и у смерти на краю
хоть одного не потеряем друга —
не потеряем молодость свою.
Не в переписке дружба, не в хожденье
на праздничные дни, на дни рожденья
(они порой — дни умиранья дружб),
а в чувстве: есть товарищ. Он не трус.
Друзья мои, я вашим стал полпредом
поэзии сегодняшнего дня,
и вас я никогда ни в чем не предал,
и вы ни в чем не предали меня.
Вдали от нас пусть хнычет виновато
один так называемый герой,
предавший нас, который был когда-то
интуитивно не прославлен мной.
Мы все — свои. К нам лишний не допушен.
Я в гении, ей-богу, не суюсь,
но говорю, как на безрыбье Пушкин:
«Друзья мои, прекрасен наш союз!»
Мы празднуем. Шампанского сюда!
Пусть пузырьки поверх бокалов скачут!
Я плачу сам. Я вижу — кто-то плачет.
От счастья, что ли? Может быть, и да...
